— Ты не права, Хейли. Да, я спал с другими женщинами.
Но я никогда не любил ни одну из них. — Он обхватил ее лицо ладонью и провел пальцем по ее пухлой нижней губке. — Я никогда раньше не знал любви. До сих пор. До тебя, — сказал он; в голосе его звучало удивление, словно он не мог поверить в истинность того, что говорит. Но ведь это правда.
Губы ее изогнулись в улыбке.
— Я люблю тебя, Стивен. Он закрыл глаза.
— Я знаю.
— Люби меня еще.
Стивен широко открыл глаза.
— Еще? Сейчас?
И хотя ему казалось, что это невозможно, естество его вновь восстало.
Озорные искорки блеснули в ее глазах.
— Может ли быть более подходящее время? Мне нужно успеть многому научиться. — Она сжала губы. — Я думала, вы будете моим учителем. Или мне поискать другого наставника?
Ревность когтями впилась в сердце Стивена при мысли, что кто-то другой может заменить Хейли его, что она может вот так лежать с кем-то другим, глядя на него полными любви глазами, смеяться и шутить с другим мужчиной. Стивен задохнулся от негодования. Хейли только его. Она его ангел. Разумом он понимал, что у него нет на нее прав, но все равно он знал, что убьет любого, кто к ней прикоснется.
Будучи не в состоянии примирить столь противоречивые чувства и мысли, он крепко поцеловал ее в губы.
— Нет. Тебе не нужен другой наставник, — прорычал он. Злясь на себя и беспричинно сердясь на нее за то, что она заставила его чувствовать себя таким неуверенным, он перевернул ее на спину и вошел в нее одним сильным ударом.
— Стивен!
— Боже мой, прости меня. — Что это с ним? Он ворвался в нее с азартом грубого школяра, впервые имеющего дело с женщиной. Господи, он пронзил ее, словно копьем. — Я сделал тебе больно? — потрясенно прошептал он.
Волшебная улыбка озарила ее лицо.
— А ты заметил, что мы то и дело спрашиваем друг друга: «Не сделал ли я тебе больно?»
Стивен нахмурился еще сильнее.
— Да, ты, наверное, права, но в этом нет ничего необычного для тех, кто только что стали любовниками, в особенности если один девствен.
— Был девствен, — поправила она его с откровенной улыбкой. Вдруг лицо ее стало серьезным. — Наверное, я не должна быть такой счастливой по этому поводу. Я должна испугаться своего скандального поведения и столкнуть тебя со своей кровати. Кажется, я вспоминаю лекцию, которую ты прочел мне по поводу моего неприличного поведения.
— Вот как? — Он вышел, а потом вновь, забыв обо всем на свете, ринулся в ее шелковистое тепло. — Не помню, чтобы я так думал.
— О-о… — выдохнула она. — К счастью, я ничуть не испугана и вовсе не собираюсь сталкивать тебя на пол.
— Слава Богу.
И он снова вышел, а потом погрузился в нее, как в благодатную реку.
— Мне очень нравится то, что ты сказал чуть раньше, — прошептала она, двигаясь в одном ритме с ним… Выход и погружение в блаженство.
— А что я сказал?
— Ты сказал, что мы стали любовниками. Мне нравится, как звучит это слово.
Наклонив голову, он взял в рот ее тугой сосок, вызвав у нее долгий стон наслаждения. Он впился в него поначалу осторожно, потом сильнее и остановился только тогда, когда подумал, что мог причинить ей боль. Хейли извивалась под ним, поднимаясь навстречу его ударам.
— Обхвати меня ногами, — прозвучал его напряженный голос.
Она подчинилась без колебания, открывшись ему еще полнее. А потом громко застонала и произнесла его имя. Стивен ворвался в ее тепло, потеряв всякий контроль над собой. Им овладела некая сила, природу которой он не мог объяснить. Тело его двигалось непроизвольно, пот струился по лбу и покрывал спину, отчего кожа стала влажной и скользкой. Почувствовав, как ее бархатные стенки смыкаются вокруг него, он утонул, он исчез. Он врывался в нее вновь и вновь, купаясь в страсти, в ощущениях райского блаженства. Он погрузился в нее в последний раз с такой силой, что они едва не откатились к стене. После ослепительной вспышки он обмяк, лежа на ней, не в состоянии двинуться, почти не дыша. Он понимал, что может задавить ее, но, видит Бог, он не мог сдвинуться с места.
Хейли обхватила руками его скользкую от пота спину и вздохнула, прижимаясь теснее к его груди.
— Мне опять хочется повторить это, — прошептала она ему на ухо через несколько минут.
Стивену хотелось улыбнуться, но он не мог. Господи, эта женщина убьет его!
Но какой восхитительный способ принять смерть!
Хейли еще спала, а Стивен лежал в ее постели окончательно проснувшийся, глядел в потолок и размышлял. Он думал о том, как прекрасна теперь жизнь. Его новая жизнь. Но его восторженное состояние немедленно улетучилось, когда он вспомнил о неотвратимом отъезде, и волна злости на себя захлестнула его.
Он повел себя непростительно, глупо, неразумно, более того — проявил себя полным эгоистом. Сожалел ли он об этом? Нет. Он попробовал отыскать в себе признаки угрызения совести, но не нашел в своей душе ничего подобного. Эта ночь была слишком хороша, слишком волшебна, чтобы портить ее сожалениями.
Наверное, это было неизбежно. Он возжелал эту женщину с первой же минуты, когда увидел, как она, устав ухаживать за ним, спит на диванчике. Что-то в ней с самого начала привлекло его. Чувства, которые она зажгла в нем, ошеломили его. Прежние любовницы не вызывали у него ничего, кроме похоти; женщины эти охотились за ним из-за его положения в свете, из-за тщеславия либо из-за денег. Ни одна из этих охотниц за титулом и богатством не трогала его сердца, не задевала его разума. Стали бы они гоняться за ним, не будь он маркизом? Возможно, и стали бы, но, уж конечно, исключительно ради постельных развлечений. Хейли не знает, кто он. Она полюбила его ради него самого. И вызвала у него такие чувства, на которые — в этом он готов поклясться — он считал себя просто не способным. Когда она впервые заговорила о Джереми Попплморе, его охватило то, чему он не знал названия, — ревность. Одна мысль о том, что другой — кто бы он ни был — может прикоснуться к ней, наполняла его бешеной яростью. И еще его внезапная, неизвестная нежность к детям, к старым дамам и невоспитанным слугам. Откуда, черт побери, это все взялось? И еще — любовь… Келли полюбила его. И Хейли полюбила его. В горле у него застрял комок размером с чайную чашку. Господи! Ему почти тридцать лет, но никто и никогда не говорил ему таких слов, пока он не приехал сюда. Родственники, за исключением Виктории, с трудом его выносят, а вот Олбрайты, люди, которых он знает всего несколько недель, полюбили его. Стивен потряс головой в полном смятении чувств. Женщина, которую он держал в своих объятиях, стала очень дорога ему. Она искренна и добра как никто. Но любит ли он ее? Он сомневался, что вообще может кого-то любить. Слишком циничным сделала его жизнь в обществе тех, кто любыми средствами пробивается наверх и наносит удары в спину. И слишком пресыщенным и развращенным, чтобы верить в сказки о любящих сердцах, о которых слагают вирши. Хейли пошевелилась во сне, и Стивен обнял ее, прижав к себе. Конечно, ей будет больно, когда она узнает, что он уехал, но он должен это сделать. И в первую очередь для того, чтобы отыскать убийцу, о чем он, судя по всему, забыл с пугающей легкостью. Он должен во что бы то ни стало узнать, кто его враг, иначе ему не жить. Когда тот, кто желает его смерти, будет пойман, Стивен сможет вернуться к своей прежней жизни. А Хейли вернется к своей. Она думает, что полюбила Стивена Барретсона — домашнего учителя, но он знал: со Стивеном Барретсоном, маркизом Гленфилдом, Хейли не захочет иметь ничего общего. Может быть, она найдет свое счастье с Попплдинком? Мысль об этом наполнила Стивена протестом, но он поборол его. Она заслужила счастье. Он не может остаться здесь, и он знает, что его легкомысленный, посвященный поискам удовольствий образ жизни в светском обществе оттолкнет Хейли. Она и пяти минут не выдержала бы общества распутных и порочных прожигательниц жизни. В .его кругу ее стали бы избегать именно из-за всех ее замечательных, очаровательных свойств, делающих ее неповторимой. И кто бы ни завоевал ее сердце, этому мерзавцу сильно повезет. «Поскольку я никогда не увижу, как этот негодяй прикасается к ней. В противном случае это будет мертвый негодяй». На следующее утро Хейли проснулась не сразу; жаркие солнечные лучи уже лились в окно ее спальни. Она потянулась, мышцы ее отозвались приятной болью.
